Квинт Лициний 2, ч.1 - Страница 60

К оглавлению

- Да нет. К новому году что-нибудь сошью в подарок. Вот только как снять с нее размеры тайком, чтоб сюрприз был?

Яся кивнула, принимая задачу, а затем повернулась, пристально разглядывая "Ригонду".

- Дюх, у тебя пластинки какие-нибудь есть? - решилась наконец она.

- Там, внизу, выбирай, - махнул я в сторону тумбы.

Она выволокла стопку и некоторое время с азартом в ней копалась.

- О! - отобрала один конверт, - Сальваторе Адамо! Можно?

- Ставь, конечно, - кивнул я, отстригая нитку.

- А как? - она с опаской кивнула на проигрыватель.

- Смотри.

Я поднял крышку проигрывателя, затем осторожно взял диск за края и бережно опустил на резиновую подкладку вертушки. Вжал кнопку, и черное виниловое тело начало медленно и торжественно вращаться. Неторопливо провел от центра к краям кругляком с бархоткой, убирая редкие пылинки. Двумя пальцами осторожно приподнял звукосниматель и наклонился, прицеливаясь. Плавно, как пилот, нашаривающий колесами полосу, опустил. Игла поймала дорожку, и в динамике зашуршало.

Я замер, затаив дыхание. Ого, как давно я не слышал этого колдовского звука! Как тихий треск свечи настраивает нас на правду документа, так и этот, на первый взгляд - лишний шум, каким-то волшебным образом делает музыку настоящей. Есть в этом что-то от таинства рукоположения, передающего тепло ладоней Петра от поколения к поколенью - глубина дорожек винила так же напрямую восходит к дуновению воздуха у губ артиста; поэтому, слушая винил, мы ощущаем и жизнь, и теплоту.

Еще миг мы вместе нависали над плывущим по кругу диском, а потом серебряный голос прочувствованно вывел:

-Томбэ ля нэжэ...

- Тю нэ вьендра па се суар... - на удивление ловко грассируя, негромко напела Яся, отступая к креслу.

Она уютно устроилась в нем, забравшись с обеими ногами, и прихватила полы халата коленями. Я встал к машинке напротив, и на музыку начал накладываться короткий стрекот челнока. Но Ясе это не мешало - она умиротворенно покачивала головой в такт и в некоторых местах чуть слышно напевала.

Эта элегическая расслабленность ее и подвела - пола халата предательски выскользнула и упала на пол, приоткрыв стройное бедро почти на всю его длину.

- Ой, - дернулась она, уловив мой сразу возгоревшийся взгляд.

- Ой, - повторил я, напрочь запарывая шов, - да чтоб тебя! Выгоню!

Яська торопливо вернула строптивую полу на место и укорила, глядя исподлобья:

- А вот на Тому так смотри.

- Всеядная я... - предпринял попытку хоть как-то оправдаться.

- Хорошо хоть не плотоядная, - усмехнулась она, уловив отсылку к мультику.

- Природа наша такова, - и поспешил успокоить, - но ты не волнуйся, это контролируемо.

- А может, - лукаво улыбнулась, - я бы и хотела немного поволноваться.

И тут сквозь музыку мы расслышали донесшийся из прихожей негромкий хлопок.

Мы замерли, глядя друг другу в глаза, словно застигнутые на горячем любовники. Затем я опасливо двинулся на звук. Яська на цыпочках пристроилась за моим плечом.

Я осторожно потянул дверь на себя.

Первой мыслью было: "Нет. Этого просто не может быть. Мне привиделось", причем я был в этом абсолютно твердо уверен. Ну, не может, никак не может мама оказаться здесь и именно сейчас. Не может стоять в двух шагах, у двери в мою комнату, растерянно переводя взгляд то на меня, то на открывшуюся ей в глубине картину.

Я молча заглянул в свою берлогу, и мне тотчас захотелось зажмуриться, но зрелище уже успело впечататься в память со всей своей безжалостностью: белый передник был торопливо брошен поперек стола, а поверх него разметалось темно-коричневое платье, один его рукав белой кружевной манжетой тянулся к полу; вывернутая блузка краем зацепилась за спинку стула.

От красноречивости увиденного я впал в ступор.

- А меня, вот, с работы пораньше отпустили... - как-то виновато сообщила мама.

- ... эмпасиблэ манэжэ, - прочувствованно закончил песню Адамо, и на нас упала звенящая тишина.

- Мама, - решительно, прежде чем успел что-либо подумать, выпалил я, - это не то, о чем ты подумала...

И тут я явственно ощутил, что густой туман абсурда, окутывавший меня последнюю неделю, достиг, наконец, своей максимально возможной концентрации.

"Лучше бы это действительно ребята Андропова пришли", - промелькнуло в голове тоскливо.

Мама посмотрела на меня с удивлением:

- Вообще-то, - осторожно, чуть наклонив голову к плечу, сказала она, - я пока успела подумать только о том, что девочка одежду разбросала неаккуратно, и ткань может помяться.

Из-за моего плеча раздался придушенное сипение. Я крутанул головой и, наконец, увидел, как на самом деле выглядит лицо цвета мака.

Обессиленно прислонился к косяку и с беспомощностью понял, что с мыслью о пике сумрачного абсурда поторопился - тут нет переломной точки, это - экспонента, и меня несет по ней все выше и выше.

- А мы тут... - неловко развел руками и запнулся.

"... плюшками балуемся", - игриво хохотнул, заканчивая фразу, внутренний голос, и я болезненно поморщился.

Мама, прищурившись, молча разглядывала то меня, то Ясю, и лицо ее едва заметно подрагивало.

Я пригляделся к блеску глаз.

"Да она же веселится!" - осенило меня.

Я с укоризной покачал головой, а потом с облегчением провел подрагивающей ладонью по взопревшему лбу.

Поняв, что разоблачена, мама всплеснула руками и преувеличенно-восторженно закатила глаза к потолку:

- Боже! Дети, видели бы вы себя со стороны! Ясенька, девочка, - она проскользнула мимо меня, приобняла девушку и быстро затараторила, - лапочка, извини, пожалуйста, ну, извини, не сдержалась. Это было бесподобно! Все прямо как в итальянской комедии, один в один, а слова сами прыгали мне на язык...